Вот уже более часа Криденс лежал в своей постели без сна, разглядывая высокий потолок: длинные чёрные тени ползли по нему, медленно и сонно, и он узнавал в их причудливых силуэтах очертания каменных нимф на парапете. Свернувшись калачиком, Криденс накрылся одеялом с головой. Уже которую ночь подряд он просыпался по утру заплаканным, растерянным и облитым потом до самых пяток: он не помнил, что именно ему снилось, и что могло заставить его тело реагировать так бурно, а ненадёжная память отзывалась лишь смутными разрозненными образами. Вот он торопился домой, буквально расталкивая прохожих от страха опоздать к ужину, а вот уже другой, новый он бродил по коридорам дрезденского Цвингера: открывал дверь за дверью, не понимая, кого желает найти, пока не обнаруживал в одной из комнат мистера Гриндевальда. "Где ты был, Криденс? - спрашивал он не своим голосом. - Я давно тебя жду". Гриндевальд стоял, окружённый шипящими змеями, улыбался и ничего не боялся. Криденс протягивал к нему объятую тёмным дымом руку, и, в конце концов, именно это прикосновение, а не укус змеи убивало его и заставляло проснуться. Он ворочался в постели бесконечными часами, боясь сомкнуть веки и вновь провалиться в очередной сюрреалистический сон, финал которого всегда сводился к одному - к смерти, которой не удавалось избежать никакими способами.
Криденс предполагал, что существуют специальные зелья для таких случаев, как у него: какие-нибудь волшебные лекарства от бессонницы, которые раз и навсегда прогоняют кошмары из твоей головы. Может быть, у Гриндевальда даже были такие дома - вот только спросить Криденс не мог. Он вообще не разговаривал с мужчиной уже три дня, весьма демонстративно, стоит признаться, игнорируя его присутствие и даже сам факт существования - и представления не имел, как теперь начать. Гриндевальд не хотел его видеть - так пусть получает. Криденс даже не крутился поблизости, как делал обыкновенно, избегал его в пределах Цвингера и не выходил из комнаты, покуда комплекс был заполонён безынтересными ему гостями. О, конечно, гостям Гриндевальд время уделял. Гостей окружали вниманием, предлагали отобедать и обсудить политические вопросы в комфортной обстановке. Гости были взрослыми, образованными и умели колдовать - с ними не нужно было возиться, они не доставляли хлопот. Криденс злился на каждого из них без разбору, недовольный тем, что его тоскливое уединение то и дело прерывают звуки всеобщих обсуждений или шорохи со внутреннего двора. Было бы гораздо лучше, будь они с мистером Гриндевальдом вдвоём. Может быть, тогда бы он соскучился и пожалел о том, что так грубо поступил с Криденсом несколько дней назад.
Скинув с себя тяжёлое одеяло, Криденс спустил босые ноги на пол и, зевая, вышел из комнаты в коридор. Эту часть Цвингера он уже знал настолько хорошо, что смог бы без проблем отыскать нужную ему лестницу даже с закрытыми глазами. Свет нигде не горел: спали и домовые эльфы и, по всей видимости, мистер Гриндевальд. Тем лучше. Прокравшись в гостиную, Криденс зажёг один из электрических светильников, сощурился от ударившего в лицо света и, попривыкнув, устремился в сторону небольшого домашнего бара. Пользоваться им он раньше никогда не пользовался, однако время от времени наблюдал, как мистер Гриндевальд вынимал из шкафчика бутылку с незнакомым Криденсу алкоголем. Пить было очень плохо, и совсем не хотелось погружаться после смерти в кипящую смолу, как прочие пьяницы, но всё же гипотетические загробные страдания были куда предпочтительнее настоящих. Криденс слышал, что стаканчик виски перед сном помогает уснуть, и внезапно оказался не так уж против опробовать это на практике. На его счастье, шкафчик оказался не заперт - Гриндевальд либо не запирал его, либо не рассматривал вероятность того, что Криденсу придёт в голову красть у него алкоголь - и парочка наполовину полных бутылок стояли в рядок, дожидаясь своего часа. Криденс вытащил наружу самую маленькую, попытавшись в полумраке разобрать название. "Огневиски", было написано на ней, но Криденсу это ни о чём не говорило. Он пошарился в поисках рюмок, но посуды в баре не было. Можно было добежать до кухни и найти там какую-нибудь чашку, чтобы потом так же быстро вернуть на место, а можно было выпить прямо с горла. Колеблясь, Криденс открутил крышку и опасливо понюхал напиток. Никто ведь не узнает, что он это сделал. Он не станет рассказывать Гриндевальду, и пить больше тоже никогда не станет, так что ему мешало? Собравшись с духом, Криденс запрокинул голову и сделал необдуманно большой глоток, словно пил чай или кофе. Лицо его сначала побледнело, потом позеленело, а после вспыхнуло ярко-алым. Какая же мерзость! Криденс испугался, что его сейчас вырвет, и насилу проглотил подступающий к горлу позыв очистить желудок от влитой в него отравы. Послевкусие было ещё отвратительнее, да ещё и похожим на какую-то странную микстуру от кашля, и, кое-как закрыв бутылку, Криденс сунул её поглубже в шкаф. Если уж заправские пьяницы согласны губить себя такой гадостью, то свои страдания в аду они сполна заслужили! Он поднялся на ноги, собираясь пробраться обратно в спальню, но вдруг почувствовал, как его слегка повело с непривычки: щёки загорелись, в ушах чудно звякнуло, и Криденс поплыл. Он сделал шаг в сторону выхода, какой-то ужасный, вообще не похожий на человеческую походку шаг, наступил себе на ногу и чертыхнулся. Сквернословить в его привычки не входило подавно, и Криденс, немного ошалевший от того, что вдруг выдал его рот, заслонился ладонью.
Пара-другая глубоких вдохов помогли ему прийти в себя и, уже вполне контролируя и тело, и, в частности, ноги, он погасил свет и, сопровождаемый осуждающими взглядами волшебников с живописных полотен, побрёл в сторону спальни. Может быть, если он ляжет спать достаточно быстро, пока не пройдёт это сбивающее с толку головокружение, то проспит без сновидений до самого утра. Держась за перила, Криденс медленно поднимался наверх - лестница казалась ему неадекватно длинной, и, достигнув верха, он искренне удивился, как это он умудрился не завалиться спать прямо посередине пролёта. Ну, хоть в чём-то мама его не обманывала - голова от алкоголя и вправду становилась какой-то дурной, и ничего хорошего ждать не приходилось. Конечно, пьяным он от одного глотка не сделается, но ощущение всё равно было странноватым. Действуя как можно тише, Криденс пошёл по коридору. Не хотелось ненароком разбудить кого-нибудь и объяснять, что это такое он делал посреди ночи. Ненадолго остановившись, Криденс посмотрел в сторону противоположного от его комнаты крыла. Ни светильники, ни свечи там не были зажжены. Похоже, мистер Гриндевальд и правда спал - время-то было позднее. Криденс хотел пойти дальше, но почему-то не шёл. Оставленная комната начала видеться ему пустой, одинокой и страшной, и возвращение в неё перестало казаться Криденсу такой уж замечательной идеей. Ему стало грустно, почти невыносимо грустно, и что делать с этой грустью Криденс не знал. Может, спуститься обратно в гостиную и зажечь камин? Он уже даже развернулся, чтобы воплотить своё желание в явь, однако поддался совершенно внезапному порыву и прошёл мимо лестницы в сторону хозяйского крыла.
Остановившись у двери, Криденс опустил взгляд вниз. Свет из-под неё не выбивался так же. Он положил ладонь на дверную ручку, слегка погладил её, раздумывая над тем, что делать дальше, и осторожно потянул вниз, втайне надеясь, что та окажется заперта. Но ручка поддалась. Не скрипнула ни дверь, ни половица, ничего такого. В абсолютной тишине Криденс заглянул внутрь и, сориентировавшись в темноте, нашёл глазами спящего в постели своей Гриндевальда. Выглядел он спокойным и каким-то... человечным, что ли.
- Сэр? - тихонько позвал его Криденс. - Мистер Гриндевальд, вы спите?
Конечно, мистер Гриндевальд спал, и никто ему не ответил. Криденс прошёл внутрь, бесшумно прикрыв за собой дверь. Желание поговорить с мужчиной было настолько велико, что Криденс не мог и почему-то не очень хотел с ним бороться. Ему не хватало волшебника. За какой-то жалкий месяц он стал занимать столь огромное место в душе Криденса, что теперь, когда Гриндевальда забрали у него, пустота эта причиняла ему боль. Ему просто нечем было его заменить. Нечем заполнить. Ничего больше не подходило на место этого изуродованного, преданного и использованного куска криденсова сердца. Губы у него задрожали, и плавно, словно призрак, Криденс приблизился к постели волшебника. Сначала он стоял над ним, подобно восставшему из могилы мертвецу, неподвижно и терпеливо, но Гриндевальд всё никак не открывал глаз. А вдруг он не откроет их до самого утра? Что тогда? Почему-то у Криденса больше не оставалось сомнений в том, что при желании он смог бы простоять так над ним всю ночь напролёт. Тогда бы мистер Гриндевальд проснулся утром и, увидев его, измождённого, сонного, усталого, посмотрел на него и понял, как сильно он раскаивается в том, что произошло между ними. Криденс стиснул висящие по швам руки в кулаки, едва справляясь со всей той непонятной кучей-малой из чувств и мыслей, в которую превратился его больной разум.
Почему мистер Гриндевальд не пришёл за ним? Он же знал, что у Криденса больше никого нет. Неужели ему совсем всё равно?
Криденс долго, наверное, слишком долго рассматривал его лицо при тусклом свете луны. Он даже мысли не допустил, что Гриндевальд может, например, притворяться спящим: верил ему беззаветно, чувствуя себя в безопасности, пока мужчина не смотрит на него и не знает, что он нарушил все гласные и негласные запреты и вторгся в его спальню без спросу. Его нетвёрдые колени, слегка подкошенные огневиски, заныли. Не сопротивляясь этому, Криденс сел на самый краешек кровати и продолжил ждать неизвестно чего. Постель была такой мягкой, такой уютной, нагретой телом Гриндевальда. Если бы мужчина пригласил его в свою постель, то Криденсу бы точно не снились никакие кошмары. Но мистер Гриндевальд не приглашал. "Потому что он во мне разочарован, - напомнил себе Криденс, сжимая ткань своих пижамных штанов, - и не хочет меня знать. Я его оскорбил". В детстве, когда Криденс был совсем маленьким, он делил кровать с Частити, но с тех пор прошло уже десять лет. Как бы это ощущалось сейчас? Однажды Криденсу объяснили, что ложиться в одну постель с женщиной - это грязный грех, непростительная похоть, и Криденс это усвоил очень хорошо. Но ведь мистер Гриндевальд не был женщиной, и Криденс - тоже, а значит, ничего предосудительного в его действиях быть не могло.
Успокоенный этой цепочкой рассуждений, Криденс осторожно, очень аккуратно лёг боком на краю постели, словно прибившееся ночью животное: кровать мистера Гриндевальда была большой, и он занял совсем-совсем немного места. Лежать без пижамной куртки было прохладно, но одеяло - вопреки всему, что Криденс уже успел сотворить - казалось чем-то неприкасаемым. Он инстинктивно прикрыл ладонью уродливый шрам на животе, оставленный в память аврорами, и позволил своим глазам закрыться. Господи, как же он устал - он и не понимал, насколько сильно, пока не оказался в постели, в которой пугающим образам из снов было его не достать. Лицо Гриндевальда находилось далеко от его лица, но лежало напротив: Криденс чувствовал лёгкий, едва ощутимый запах с его шеи, к которому он уже привык и который успел проассоциировать с домом, с теплом и с защитой. Он подождёт, пока мистер Гриндевальд проснётся, а потом обязательно уйдёт. Он не хотел явиться источником ещё десятка проблем.

Отредактировано Credence Barebone (2018-07-23 12:58:48)