Апрель 1927.
Мир до сих пор немного (нет) в шоке с того, что Германия с неожиданной поддержкой в лице Польши и России вышли из Статута. "А что, так можно было?" - тихо спросили на задних рядах, заткнувшись сразу, стоило посмотреть на лица собравшихся. Что же, мир, как ни странно, не рухнул, война, как бы ни старались, не началась, да и в целом не так страшен чёрт, как его рисуют. По крайней мере, не так страшен, когда не расползся по всей Европе, а новости взяты под контроль, чтобы не допустить утечку в мир. Но что делать дальше? А мы не знаем.
Все совпадения с реальными событиями, личностями и заявлениями являются случайными.
Мы ОЧЕНЬ ждём Альбуса! Криденсу физически больно за нас всех, как ждём.
Рейтинг: R.
На форуме могут содержаться материалы, не предназначенные для несовершеннолетней аудитории.
Почему нет флуда? Никто, увы, не флудил. Хотите флуд? Пишите Боссу, вернёт это
кладбище.
Снова.

Phantastische Tierwesen: Vorzug

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Phantastische Tierwesen: Vorzug » НАСТОЯЩЕЕ » What is the greatest wonder? [20.04.1927]


What is the greatest wonder? [20.04.1927]

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

What is the greatest wonder?
http://sh.uploads.ru/xnOTf.gif
http://s9.uploads.ru/DRrlj.gif  http://sg.uploads.ru/sA48E.gif
http://sd.uploads.ru/sPZjV.gif
Gellert Grindelwald & Credence Barebone
пещеры в Южной Германии

Magic. World full of magic. To me, that's the real natural wonder.
Darkling Room - Crystal Ball Vision 3

[icon]http://s3.uploads.ru/uSMdt.png[/icon]

+1

2

С появлением (возвращением) Криденса планы на дальнейшее покорение сначала Европа, а затем и мира не изменились, но стали более яркими. Больше показательности, больше возможностей, больше реакции, больше демонстрации - о, Геллерт крайне любил демонстрацию. Обскур дал возможности, и конечно же маг ими пользовался. Прежде теоретически, а сейчас планировал перейти на практику. Тварь могла быть не просто полезна для дела, но и познавательна для науки, а как человек увлекающийся Гриндевальд ценил это весьма высоко. И, коли зашла речь о науке, то у волшебника за пределами политических планов имелось множество занятий, на которые он тратил немало времени; годы жизни, направленные на изучение магии, познание её новых аспектов, эксперименты. С, разумеется, дальнейшим применением изученного практике, в идеале - для дела. С этой точки зрения твари представляли интерес  как направление наиболее перспективное. И события в Нью-Йорке, и Скамандер с его зверинцем, и обскурия - все они привлекли внимания темнейшего мага, подтолкнув его к выводам в правильном направлении. К примеру? К примеру, совместить приятно с полезным, т.е. познание натуры и возможностей обскура с добычей в магической природе того, что сейчас волшебнику не помешало бы. И в ближайшем, скорейшем будущем, тоже.
Мальчишка конечно же не отказался составить Геллерту компанию. Последний поставил данный факт так, чтобы он звучал вопросом, альтернативных ответов на который, помимо пресловутого согласия, полного энтузиазма, попросту не возникло. Их, собственно, и не возникло.
Потому ближе к вечеру, пока ещё не настал закат, они аппарировали к югу, скорее к мюнхенским окрестностям и австрийской границе. Здесь мужчина планировал раздобыть некоторые ингредиенты, скрывавшиеся в местных пещерах и лесах, о которых знали немногие даже среди волшебников. Понимал специфику того, за чем полез, потому делал это сейчас и в это время суток. Для того, чтобы начать, ему с Криденсом хватит времени. А ещё вся эта местность - сплошное пособие по магозоологии и флоре, ибо обитало здесь воистину многого всякого интересно. Преимущественно не людей, что наиболее приятно (всякий имел свойство от них периодически уставать, и Гриндевальд занимал далеко не последние позиции в этих списках). Но помимо цели простой, понятной, очевидной и, в некотором смысле, тривиальной, маг также планировал получить свою долю эстетического наслаждения. Сразу по не скольким причинам.
Во-первых, он любил магию и природное разнообразие, как минимум будучи частью этого мира. Геллерт умел оценивать то, что находилось вкруг него, и ценить прекрасное, чудное, необычное, редкое. Его это занимало, ведь даже к Тёмным Искусствам немца в своё время привела именно тяга к знаниями, природное любопытство и пытливость ума. С годами он этих качеств не растерял, лишь научившись направлять их в верное русло, как и получать от них по-максимуму.
Во-вторых... Криденс. Мужчине правда хотелось показать магический мир во всей красе этому недо-волшебнику-но-не-сквибу. Он не сомневался, что мальчишке понравится, и что тот сможет по достоинству оценить всё великолепие как природы, так и магического содержимого в ней. Несмотря на талант находить в других болезненные точки, Геллерт умел замечать и потенциал, полезные в его понимании хорошие качества, временами даже светлые. Замечать и развивать их, давать им почву и смотреть, как они становились чем-то полноценным. Это ведь тоже своеобразный вклад в историю, в магию, в будущее, но уже в настоящем, понимаете ведь?... А ещё Бэрбоун, не забываем, являлся носителем обскура. Твари малоизученной, редкой, а в теле уже фактически взрослого человека - уникум, аномалия и феномен, изучение возможностей которого, шанс, сама вероятность подобной возможности, могла быть оплачена десятками, если не сотнями жизней - Гриндевальд не поскупился бы заплатить такую цену (а разве уже не заплатил?). Эта мысль его будоражила, шанс воодушевлял, а потому с искренним интересом, помимо прагматизма, волшебник возлагал немалые надежды на весь проект под именем Криденса.
Мужчины оказались у начала обширной лесополосы, постепенно перетекавшей в густой лес на ближайшие несколько километров. Хвоя, уже зелёные кроны деревьев, трава-поля, пока ещё синее небо и холмы - всё это представляло собой красивую картину, чего греха таить, и почти не включало в себя людей. Никаких крупных годов, как и поселений, поблизости не имелось. Лишь дивная, чистая, нетронутая магглами природа, которую волшебники тысячелетиями оберегали; а если не верите в истинность последнего утверждения, то посмотрите на то, что сделали магглы за сотню-другую лет с природой, а затем на то, что с ней не делали сотнями лет маги. Понимаете? Идеи Геллерта выходили за пределы простой чистоты крови или превосходства волшебников. Вернее, это Превосходство - явление все-включающее, куда шире, чем могло показаться.
Птицы пели, ручьи кое-где журчали, листья шумели от ветра, но при этом было воистину тихо. Умиротворяюще. Лес кругом жил. А Геллерт между тем отпустил руку Криденса и, убрав их в карманы жилета, вдохнул чистый воздух полной грудью, сделав несколько шагов вперёд.
- Ты ведь никогда не бывал в подобных местах? - он покосился на мальчишку и, кажется, на его лице даже наблюдалась улыбка. Простая, довольная, счастливая и полная предвкушения. И самое прекрасное заключалось в том, что для каждого из этих определений у него действительно имелся повод. [icon]http://s3.uploads.ru/uSMdt.png[/icon]

+1

3

Всю последнюю неделю Криденс чувствовал себя, словно в раю. Инцидент с Димитрием Ставрогиным, на какой-то момент лишивший его жизнь равновесия, был оставлен в прошлом и мало-помалу забыт, вытеснен новыми, куда более приятными и мирными эмоциями. Тепло, безопасность и вкусная еда - примитивные удовольствия, основа человеческого счастья. В доме Геллерта Гриндевальда можно было ходить босиком, не боясь простудиться или подцепить занозу. Можно было разжигать камин в холодные вечера и даже зачитываться допоздна, не прячась в страхе попасться кому-нибудь на глаза и понести наказание. Никто вообще не наказывал и не бил его с тех пор, как он впервые очутился в дрезденском Цвингере, и постепенно Криденс стал чувствовать себя спокойнее: он уже не дичился, забиваясь в самые тёмные уголки резиденции, и всё больше времени стремился проводить в обществе своего новообретённого "наставника". Было странно наблюдать за тем, как их отношения, начавшиеся с манипуляции и приведшие к покушению на убийство, трансформировались во что-то иное - куда менее уродливое, как Криденсу хотелось бы верить. Благодаря внезапно проснувшемуся альтруизму Гриндевальда, нашедшему свою форму в опеке над взрослой обскурией, он всё сильнее и явственнее начинал осознавать собственную уникальность. Вряд ли волшебник сможет подобрать ему замену, даже если очень захочет.
Интересно было бы узнать, как далеко простиралась готовность Гриндевальда идти на определённые уступки во имя общего блага, дорогу к которому - наиболее короткую и эффектную - имело смысл проложить с помощью его, Криденса, силы. Гриндевальд подарит ему волшебную палочку, если он попросит? А новые книги? Зачарованные шахматы? Зачарованные шахматы были, по правде, пределом его мечтаний. Криденс не умел толком играть даже в обычные, но, в конце концов, это ведь Гриндевальд назвался его учителем.
Такие мысли дрейфовали в его голове, когда в один из дней волшебник нарушил одиночество Криденса, чтобы предложить сопровождать его во время небольшой исследовательской вылазки. Криденс встретил его слова именно с тем энтузиазмом, которого от него и ждали. Жизнь, запертая в четырёх стенах, начинала медленно тяготить его, напоминая о том времени, когда он не мог покинуть дом без родительского разрешения. Перспектива остаться одному в непомерно огромном Цвингере же нисколько не внушала ему веселья. Он был рад выбраться хоть куда-нибудь. И хотя поначалу намерения Гриндевальда вызывали у Криденса долю скепсиса (именно в лесных чащах, если верить маминым сказкам, жили ведьмы-людоеды, злые колдуны и их кровожадные чудовища, крадущие непослушных детей из кроваток), вслух он их никак не выразил - из-за опасения показаться глупым и трусливым, прежде всего.
К тому моменту, как они аппарировали к южной границе, тело Криденса уже трепетало от предвкушения: он никак не мог устоять спокойно, чересчур сильно сжимая руку Гриндевальда в своих пальцах, и поминутно крутил головой во все стороны, боясь упустить что-нибудь достойное внимания. Он чувствовал себя немного неловко, словно ребёнок, впервые попавший в магазин с игрушками, но неожиданная улыбка на лице Гриндевальда ободрила его - тот, по-видимому, тоже был в добром расположении духа, и смеяться над ним не собирался.
- Нет, сэр, - негромко ответил Криденс, словно боялся нарушить лесной покой шумом своего голоса. - Ма никогда не брала нас за город. Я был в Центральном парке, но... - Он замолчал, не зная, как бы поточнее выразить свою мысль. Сделав широкий жест рукой, охватывающий весь лес вокруг них, Криденс договорил: - Но парк на это совсем не похож.
Каждая вековая сосна, стремящаяся острой верхушкой высоко-высоко в небо, каждое диковинное растение, которого Криденс никогда прежде не видел в родном городе, каждый лесной запах приводил его в неподдельный восторг: свежая хвоя, смешивающаяся с ароматом пережившей недавний дождь травы, буквально вскруживала ему голову. Мягкая, усыпанная иголками почва слегка проседала под ногами. Криденс стал смотреть вниз, избегая вступать в самую грязь, и заметил на нетронутых людьми дорожках следы животных. Подойдя поближе, он из неутомимого теперь ничем любопытства наклонился и всмотрелся в рисунок получше. Кажется, это был олень - следы были похожи на копыта. Криденс никогда не видел оленей! Конечно, факт его близкого знакомства с двухголовым львом должен был как-то компенсировать эту отсутствующую часть в жизни Криденса, но олени, в теории, нравились ему гораздо больше.
- Здесь красиво, - признался он и нагнал Гриндевальда, вновь пристроившись рядышком. Ему совсем не хотелось потеряться. Это было ни капельки не смешно, но почему-то картина того, как Гриндевальд ищет по лесу неконтролируемую чёрную тучку представлялась Криденсу исключительно комичной. Как мало, оказывается, нужно было для того, чтобы почувствовать себя чуточку счастливее! - Намного лучше, чем в Нью-Йорке.
"И можно не скрывать то, кто ты есть на самом деле", - захотелось добавить ему, обращаясь к ним обоим.

+1

4

Несмотря на полную свободу действий, Геллерт не имел возможности уединяться с природой так часто, как ему, быть может, хотелось бы прежде. Это не давало власти, не давало влияния, потому волшебник давно переключился на другие дела, более значимые и продуктивные. И всё же, когда получалось вот так выбраться, конечно же тоже дела ради, Геллерт брал из своего полу-отдыха всё. Воздух, спокойствие, тишину, безмятежность, дикость, нетронутость, скрывавшуюся в земле магию - это каждый раз подкрепляло его уверенность в себе и своих взглядах, безо всяких людей и их мнений подтверждая, что он борется за правое дело. Иначе и быть не могло.
А теперь вот Криденс. Он дополнил традиционный перечень, позволив взглянуть на привычные для немца вещи немного иначе. Почти по-новому. Как для того, кто выгуливал человека, прежде не видевшего ни мир, ни собственного отражения так, чтобы не разбить стекло от разочарования от увиденного в нём. И, поглядывая на мальчишку, маг заметил, что тому необычно. Необычно, но нравилось. Это читалось по его глазам, по выпрямившейся спине, по всему его виду. Геллерт, если совсем откровенно, не помнил, чтобы видел Бэрбоуна счастливым когда-то. Вне факта его общения с "мистером Грейвсом", само собой, но и там счастье было иное. Осторожное, сжатое, сквозь боль и подвязанное к одному лишь человеку, образу - как не было сейчас. Это походило на цветок, который стоял в горшке в углу тёмной комнаты и изредка поливался, чтобы не погибнуть сразу, но вдруг оказавшийся вынесенный на балкон с прохладным воздухом, лучами солнца и доступом к воде. Вытянулся к небу, распрямил стебель-позвоночник, чтобы шире раскрыть глаза и проверь, не сон ли это или кажется; а если даже сон, то откуда ему взяться в чёрно-белой черепушке? Не то чтобы странная ассоциация, ведь в самом деле Криденс походил на подобное растение. В заброшенном саду без садовника среди сорняков.
- Знаешь, в моих  планах вся природа вне магических поселений выглядит именно так. Это не самое удивительное место на свете, конечно, но здесь приятно находиться. Ты ведь ощущаешь это, правда, Криденс? - маг в полуоборота обратился к мальчишке, после вновь уставившись перед собой. Лес едва ли изменился с его последнего визита: здесь всё было циклично, закономерно, жило по своим законам, в которые волшебники могли вмешиваться, но не видели смысла. Прекрасное в стабильном и естественном, не пытающемся показать себя тем, чем не являлось. Как это делали пресловутые магглы. - Днём здесь сложно разглядеть магических тварей, большая часть из них маскируется и переходит в активную фазу в ночное время. Но если хочешь, я могу найти какое-то примитивное существо для тебя. Магглы их не замечают, но ты сможешь увидеть, - в неизменно приподнятом настроении предложил. - Или мы станем не задерживаться здесь. Всё самое впечатляющее ждёт в пещерах. Там обитателям не нужно подстраиваться под внешний мир, чтобы оставаться собой, - случайная постановка фразы? Конечно же нет. И да. И всё-таки нет. Обскур ничего не мог сделать лесу. Да, врывал бы несколько деревьев, снёс бы десяток-другой гнёзд, зажевал бы птиц и... и что? Этого мало для того, чтобы стереть лес в порошок. Лес не боялся, восстановил бы себя, а потому даже для обскура нашёл бы своё место. Ведь, знаете ли, тут и без того хватало своих монстров. Временами даже более опасных. И речь не шла о прожорливых тупорылых магглах. Пока речь велась лишь о магии.
А Геллерт просто умел наслаждаться моментом и временами был вовсе не против предоставить опцию-другую, если они критически на нём не сказывались. [icon]http://s3.uploads.ru/uSMdt.png[/icon]

+1

5

Как всегда, Гриндевальд был прав. Криденс ощущал это всеми обострившимся вмиг пятью чувствами: другим, не таким, как в городских трущобах, в лесу было всё. Другим был воздух, до краёв заполненный незнакомыми интригующими запахами, другой была сырая земля под ногами, и даже тишина, с которой Криденс, казалось бы, не раз сталкивался и в своей прошлой жизни - даже тишина была абсолютно иной. Лишь изредка хрустнет вдалеке веточка под лапами невидимого животного, или ветер, вдруг накинувшись на деревья с пущей силой, зашелестит могучими кронами. Очарованный этой лесной музыкой, Криденс старался идти так тихо, как только мог: он шёл, на шаг или два отставая от Гриндевальда, осторожно и бесшумно, словно не ступал, а пролетал в нескольких дюймах над землёй. Мир вокруг казался ему быстротечным и хрупким, как утекающий сквозь пальцы сон. Страшно было закрыть глаза и проснуться, опешив, на скрипучей кровати в цирке мистера Скендера. И, будто заранее готовый к несчастному исходу, Криденс старался надолго запечатлеть в своей памяти каждую дорогую сердцу деталь: резные листики кустарников, ещё немного мокрые после дождя, скрючившиеся к вечеру бутоны первоцветов, птичьи гнёзда из прутиков и перегноя и тропинки, что скоро окрасятся в ярко-красный под лучами заходящего солнца. Сосны отбрасывали на них длинные тени, и Криденс переступал через них широкими шагами, как ребёнок, перепрыгивающий через стыки на мостовой.
И если не это было самым удивительным местом на земле, то что же ещё могло открыться ему в мире магии?
- Да, - отозвался он спустя паузу, польщённый, что Гриндевальд заинтересовался его мнением, - я ощущаю.
Лес буквально искрился магией. Криденс чувствовал её на каком-то подсознательном уровне: это было похоже на странноватое, и всё же не неприятное чувство голода где-то в груди, сосущее за кожей и рёбрами. Он провёл немало времени в цирке, окружённый фантастическими тварями и волшебниками, не скупящимися на бытовую магию; прожил две недели в дрезденской резиденции, где существование магии замечалось даже в незначительных мелочах - и всё же никогда прежде не ощущал её близость настолько сильно. Чувство было таким необычным: поразмыслив над ним, Криденс представил себя солдатом, вернувшимся с войны и впервые за мучительные, полные страха и боли годы почувствовавшим себя дома. Следуя за Гриндевальдом, он невольно передёрнул плечами, словно магию можно было стряхнуть с себя подобно тяжёлому покрывалу. Хотелось не просто видеть волшебство. Хотелось стать его неотделимой частью, но Криденс пока ещё не знал, как.
Следующий вопрос Гриндевальда вынудил Криденса прирасти к земле от растерянности. Конечно же, из всей его речи разум Криденса выделил самое незначительное: "для тебя". "Если ты хочешь". Естественная простота, с которой это было сказано, выбила Криденса из колеи. Люди - неважно, маги или нет - не так уж часто потакали его желаниям. Но Гриндевальд, похоже, действительно был готов чуть-чуть подкорректировать свои планы, чтобы выбить пару минуток на его прихоти. Это заставило неловкость, которую Криденс по-прежнему испытывал в присутствии волшебника, заметно увеличиться в размерах. На какие-то секунды смущение полностью перекрыло ему кислород. Он отвернулся, прислонившись рукой к шершавой коре, и притворился, что рассматривает что-то очень интересное во влажном мху. Какого ответа от него ждали?
- Наверное, - неуверенно начал Криденс, наматывая на кончик пальца паутинку, - не стоит тревожить кого-то ради одного только меня. Я уже много кого видел в цирке, сэр. Мальчика-лобстера, например, и ещё человека-амфибию. Он совсем зелёный, и чешуя у него тоже настоящая.
Криденс умолк, не зная, зачем вообще, собственно, стал рассказывать об этом Гриндевальду. Наверняка тот за свою жизнь встречал гораздо, гораздо больше диковинных тварей, о существовании которых Криденс мог даже не догадываться. Волшебные создания, живущие в этом лесу, не шли ни в какое сравнение с артистами из фрик-шоу - так Криденсу, по крайней мере, диктовала его распалившаяся фантазия. Не стоило даже мериться силами. И всё же это было меньшим злом, чем в очередной раз предстать перед Гриндевальдом капризным ребёнком со своими "хочу" и "не хочу". Нахмурившись, Криденс смахнул с пальцев налипшую паутину. Муха, которую он пытался высвободить из паучьих сетей, замертво свалилась куда-то в траву. Криденс вздохнул и, поспешив, пошёл вровень с Гриндевальдом.

Отредактировано Credence Barebone (2018-07-05 14:15:03)

+1

6

Выбор предоставлен, выбор сделан, никаких отклонений от плана. И Геллерта не в чем винить: кто виноват, что Криденс по-прежнему достаточно предсказуемый, чтобы можно было предлагать ему то, от чего тот всё равно откажется? Впрочем, позже волшебник ему в самом деле может что-то и покажет, когда сам обскур позабудет об этом. Может быть. Кто знает.
Пока же он не останавливаясь, но никуда не торопясь следовал по тропе в своей голове, от чего создавалось впечатление, что не протоптанный лес сам расступался под ногами, что, естественно, не так. Уверенность почти всегда заставляла вещи казаться не такими, какими они являлись на самом деле: в них или хотелось верить, или обвинить в глупости, несуразной и напыщенной. Второе не обходило стороной и Гриндевальда (при вышеупомянутом условии "с его дозволения"), разумеется.
Шли минут пятнадцать, и немец намеренно не ускорялся, на прибегал к аппарации. Лес, казавшийся сначала таким разнообразным, словно бы слился сам с собой: схожие деревья, единая гамма, а выбивавшиеся ранние формой или цветом насекомые, растения и птицы не выглядели вычурно, лишь дополняя. На деле это мало чем отличалось от городов: похожие однотипные здания с рядом достопримечательностей, фонари, статичность натуры, но подвижность обитателей. Разнились только цвета, градация шумов и то, кому принадлежали все эти картины - людям или природе. Для кого они были предназначены - для людей или для природы. А где меньше людей, там, стало быть, и воздух чище, и магия ощущалась едва ли не пятками, а если закрыть глаза и сделать глубокий вдох, то можно было почти поклясться, что почувствуешь, как светишься. Или сливаешься с кислородом кругом, что, впрочем, достаточно лирично даже в подобном сравнении. Лирика - не то, в чём обычно сильны тёмные волшебники, однако Геллерт этого свойства в себе не растерял, развив его как одно из прикрытий самолюбования и окупаемого цепью членовредительства. Только если людям не было всё равно, то птицы и прочая живность в лесу никак не реагировала на их присутствие, тем более цели: продолжали жить по намеченным привычкам, заливались вечерним пением и наслаждались прохладой, не прогревавшейся солнцем из-за начавших зеленеться крон и хвои. Ведь, в самом деле, ещё не лето.
Наконец, мужчины незаметно и плавно приблизились к поросшему сорняками, деревьями и кустами холму. Он, как и всё окружение, едва ли выделялся чем-то из монолитной картину, предоставляя глазу очередную живописную колдографию (цветную, разве что), если поднять очи вверх над собой, чтобы оценить высоту, с которой при желании можно и убиться.
В руке Геллерта едва заметно мелькнула палочка - о, знал бы Криденс, что это за палочка и насколько многое она способна была сказать о Гриндевальде - после чего в сторону заросшей плющом поверх травы поверхности холма перед ними подул ветер, в несколько секунд покрывший её тонким слоем льда. От этого растение скукожилось и словно бы стало меньше, сползло в сторону с тихим похрустыванием, как бывало при затаптывании неглубоких заледеневших луж зимой. Ещё одно невербальное раскрывающее заклинание, о применении которого обскур даже не знал, и за травой выступила небольшая дыра - очевидно, пещера, которая вела куда-то вглубь. Неширокая, на метр-другой освещённая естественным светом. Не создавалось впечатления, что там внутри было хоть что-то. Нормальное для пещер явление, как и для тех, кто имел с ними дело. Только вот Криденс такового не имел, что слишком очевидно.
- Скажи, насколько ты боишься темноты, мой мальчик? - он ненадолго повернулся к Бэрбоуну. Нет, бытие тьмой и страх перед ней - это разные, не обязательно перекликавшиеся друг с другом понятия. Можно быть самым добрым человеком на земле и любить темноту, а можно быть страшнейшим из зол, боясь  при этом темноты как явления. - Будь готов к тому, что даже тишь обладает своим звучанием, а обитатели в темноте могут быть ярче света. Как и опаснее, - почти пропел волшебник, предвкушая. Интересно, от каждого ли шороха и соприкосновения с тварями мальчишка будет вздрагивать? А на что-кого из пещерных обитателей среагирует в первую очередь, к чему окажется наиболее чувствителен? - Пошли.
И они двинулись вглубь пещеры, вход в которую уже спустя несколько минут вновь зарос, лишив их естественного света. И, пока они следовали в кромешной тьме какое-то время, не было видно ничего. Геллерт лишь пустил в воздух какую-то пыль, что стелилась под ногами едва уловимым красноватым рассыпчатым перламутром, позволяя как привыкнуть к темноте, так и ориентироваться в ней, улавливая общие очертания и то, что впереди под ногами. Проход до сих пор узок и едва ли чем-то выделялся. А судя по температуре, они спускались вглубь под землю. Никаких звуков пока не было. И, раз волшебник ещё не применил никакого Люмоса, значит, так надо было. Живым, но неестественным в этом всём казалось разве что их дыхание. Такое разное на контрасте друг с другом. Казалось, пространство замкнутое и давящее. Но только казалось, Геллерт знал.[icon]http://s3.uploads.ru/uSMdt.png[/icon]

+1

7

Остаток пути Криденс брёл в застенчивой тишине, не решаясь ни сказать, ни спросить что-нибудь у своего немногословного спутника. Только изредка, бывало, посмотрит на него исподтишка, проверит, всё ли в порядке, окинет поверхностным взглядом лицо Гриндевальда, словно то, вопреки всякому здравому смыслу, могло вдруг измениться и перестать быть его лицом. Лес по обе стороны становился всё более однообразным: вечнозелёные сосны, поначалу приведшие Криденса в подлинное восхищение своей высотой, превратились в идеальные копии друг друга; поросль дикой крапивы слилась в непроходимый ковёр, и только узенькие ниточки троп вились, словно плющ, под ногами идущего вперёд волшебника. Засмотревшись на природу, Криденс полностью растерял ориентацию в пространстве. Он уже не знал, как вернуться домой или хотя бы выйти из лесной чащи - беспокойно оглядываясь, Криденс не мог заприметить на земле ни единой из тех дорожек, по которым, как он чётко помнил, они с Гриндевальдом шли ещё секунды назад. Потому, полностью положившись на волшебника, Криденс боялся расстаться с ним хоть на мгновение. Вдруг лес на самом деле был злым, а теперь хотел запутать их, завести поглубже и навсегда оставить в своём чреве? Поздно было собирать камешки и разбрасывать хлебные крошки. Мнительный ну просто до смешного Криденс переживал - подумывал даже спросить у Гриндевальда, знает ли тот, куда идёт. Однако, стоило ему набраться духу, глухой лес внезапно расступился и открыл гостям, словно свой деликатный секрет, сокрытый растениями холмик.
Пока Криденс рассматривал находку, Гриндевальд, не тратя времени зря, уже успел выудить волшебную палочку и заняться проходом. Палочка была очень красивая: длинная, гибкая, с пупырчатыми закруглениями, напоминающими пчелиные соты. Криденсу очень-очень хотелось хотя бы разок подержать её в руке и повоображать себя нормальным магом, но Гриндевальд, наверное, не разрешил бы - Криденс пока ещё не отваживался попросить. "Ох", - только и смог выдохнуть он, когда ветер вдруг задел морозцем его макушку и закружился в сорняковых вьюнках. Криденс с неискушённой искренностью поражался всему, что видел. Когда-то исцеляющая магия, стирающая, словно грязь, оставленные пряжкой ранки с его ладоней, казалась Криденсу самой прекрасной, самой великолепной, самой впечатляющей магией на свете. Теперь он уже знал, что целительство - лишь одна из ступеней волшебства, и далеко не самая могущественная. Настоящий Персиваль Грейвс был несомненно сильным магом, раз дослужился до директора американской магбезопасности. А победивший его Гриндевальд был ещё сильнее. Мысль об этом заставляла Криденса вздрагивать не только от страха, но и от предвкушения перед тем, что этот человек мог открыть и показать ему.
Подойдя к образовавшемуся входу, Криденс завороженно потрогал обледеневшие усики плюща. Один из листочков хрустнул и рассыпался, словно наст, прямо в его пальцах. Он сглотнул непреходящий ком в горле и ответил:
- Немного, сэр, - приврал Криденс, постаравшись прозвучать почти беззаботно. Конечно, он боялся - очень сильно, если быть до конца откровенным. Но честный ответ был слишком унизительным даже для него. Нужно было поднять голову и собрать жалкие ошмётки своего достоинства, которое Криденс, не думая, швырнул к ногам Гриндевальда давным-давно.
Приказав себе успокоиться и не накручивать себя почём зря, он ступил под чёрный свод пещеры. Сначала темнота, в которой Криденс очутился, показалась ему абсолютной, однако постепенно способность различать отдельные силуэты вернулась к нему. Пока глаза привыкали ко тьме, очертания окружающего мира медленно, точно против воли, выплывали из этой сжирающей всё черноты: присмотревшись, Криденс узнал Гриндевальда в смутной фигуре перед собой, и подсвеченные красным искорки на полу помогли ему различить необыкновенные формы камней и сталактитов. Он сделал шаг к волшебнику и замер, шокированный тем глухим, разлетевшимся пещерным эхом звуком, что последовал за этим движением. Его собственное дыхание казалось Криденсу настолько громким, что перекрывало даже стук разогнавшегося сердца. Он сделал глубокий вдох, надеясь как-нибудь выровнять сумасшедший ритм, и остановился у самого входа, с ужасом понимая, что больше не может ни выдохнуть, ни двинуться с места. Каким-то невероятным усилием воли Криденс подтолкнул себя навстречу мраку и уставился невидящим взором в единственный тусклый источник света под ногами.
Он боялся не темноты и даже не того, чего обычно боятся все дети - ему не страшны были монстры, нарисованные слишком живым воображением. Криденс боялся того, чем мог стать сам, оказавшись в кромешной тьме. С тем, что ежедневно разрывало его изнутри, он привык и умел бороться. Но как сражаться с тем, что снаружи? Что сдавливает тебя, словно в тиски? Криденсу казалось, что с каждым новым шагом стены пещеры становятся всё уже и уже. Он мог поклясться, что чувствует холодное прикосновение камней к своим плечам. Замкнутое пространство вынуждало его загнанно дышать ртом, словно в животном страхе задохнуться. Криденс шёл совсем рядом: дышал Гриндевальду куда-то в затылок, почти наступал на пятки, одёргивая себя каждый раз, как нелепое желание броситься ему в объятия становилось невыносимым.
Кончики его пальцев заледенели подобно заколдованному плющу на холме. Посмотрев на свои руки, он уже не был так уверен в том, что тьма, окутывающая их, была всего лишь обычной тьмой, а не происходила из его кожи. Он принялся ощупывать себя, не представляя, что будет делать, если не почувствует под пальцами физической оболочки. Если не будет больше пальцев. Если обскур разрушит пещеру, то навсегда погребёт их обоих под завалами камней, и место это станет их общей могилой. Покрепче обхватив себя руками, словно таким простым образом можно было не дать обскуру пробраться наружу, Криденс принялся считать шаги в попытке прийти в себя. Раз, два, три... На двенадцатый шаг ему показалось, что что-то холодное коснулось его шеи сзади, и, не выдержав, Криденс почти что прохныкал:
- Мистер Гриндевальд, - позвал шёпотом, вздрагивая от того, как исказила его голос кажущаяся бесконечной пещера. Как глубоко под землёй они сейчас находились? - Что мне... Что будет, если я не удержу это?

Отредактировано Credence Barebone (2018-07-08 00:27:08)

+1

8

Маг держался расслабленно, как и всегда, по крайней мере такое впечатление могло сложиться, если наблюдать за ним со стороны и не переключаться в его сознание. Оно-то, содержимое черепушки, было обострено не до предела, но фокусировалось на ощущениях. Верить слуху в пещере столь же нелепо, как и доверять зрению, особенно когда речь шла о месте, населяемом магическими тварями. Каждая из них превозносила сюда что-то своё, искажая реальность для людей и делая её более пригодной для себя. Иллюзии, тени, тупики, устрашающие звуки, как и воспроизведение чужих голосов, обращение к страхам, погружение в сон - вот тот скромный и далеко не полный перечень, с которым можно было столкнуться здесь. Геллерт встречался с каждым из пунктов на собственном опыте, и даже несмотря на это был осторожен до сих пор - значило, что для того имелись причины. Потому маг слушал волшебство; то, что витало в воздухе, на каком-то едва ли уловимом физическом уровне, если не тоньше, не призрачнее такового вовсе. Гриндевальд творил магию, чтобы она вела, и сейчас не любовался этим примитивным взаимодействием. Дальше ждало куда больше интересного. Мужчина даже не отвлекался на Криденса. Его он тоже ощущал вне звуков, и даже вне дыхания буквально себе в затылок.
Да, у мальчишки-то опыта никакого не было. Едва ли имелось хоть что-то, не способное затянуть и отлечь носителя обскурии, но тем и интереснее будут наблюдения. Чище эксперимент, больше правок можно внести, как и больше попробовать. Вот сейчас, к примеру, Геллерт шёл впереди, хорошо координируя своё тело, пускай и не бывал в этом месте часто, чтобы запомнить наверняка все его секреты, к тому же периодически смещаемые из-за обилия магии и нестабильность (почти) естественных туннелей. Шёл впереди и  ощущал всё то, что происходило сзади. Криденс боялся, и если бы Гриндевальд был какой тварью или боггартом, то уже давно воспользовался бы этим. Спасали мальчишку лишь два фактора: собственная тёмная масса внутри и тьма, которой был пропитан Геллерт, несмотря на всю живость и любовь к себе. Что, конечно, не решало всех проблем, ведь порой чёрное бывало слишком голодно, а в другие разы тьма притягивалась к тьме. В том числе и для того, чтобы поживиться. А Бэрбоун так неосторожен, так неосторожен. Только говорить ему маг ничего не торопился, пока тот сам не захочет обратного (дай возможность, мальчишка будет говорить и задавать вопросов куда больше, чем могло показаться, глядя на его забитость), про себя считая шаги, прислушиваясь к магии. В какой-то момент прикоснулся в темноте пальцами к правой стене пещеры, проводя ею по мере шагов.
- Ничего хорошего, - пришлось немного замедлить и без того неторопливое продвижение, едва обернув голову на Криденса. Эхо существенно видоизменяло голос и его восприятие, но сказанные слова по-прежнему остались собой. Даже уместно, стоило отметить. - Как минимум, ты можешь попытаться покалечить меня. Как максимум, ты можешь впасть в панику и заблудиться здесь, угодив в ловушку, которая станет твоим новым домом, - невозмутимо выдавал мужчина, словно бы ничего особенного не озвучивал. Он и не озвучивал, в общем-то. И вообще, откуда ему знать, что будет, если выпустить на волю обскурию, которая не знала местность и не ориентировалась здесь точно также, как и её носитель? Вот оно самое. Мужчина замер на месте - запомнил последнее число в голове - и, не делая больше не шагу, почти дождался, пока Бэрбоун в темноте в него врежется. Рука мага предусмотрительно оказалась на плече у мальчишки, предварительно лёгким жестом скользнув по груди. - Ты удержишь это, Криденс. Пока мы не дошли для места, где ты сможешь себе позволить подобное в случае острого желания - у тебя нет выхода. Это всего лишь пещера, - теперь он говорил тише, потому и эхо не выходило столь очевидным и дальним. Иным.
За тот десяток секунд, что они так стояли, рассыпчатая магия успела "собраться" под их ногами в таком количестве, что даже подсветила мужчин полноценным красным свечением. Что Геллерт заметил и, поведя губами, поспешил разогнать, потоптавшись на месте и убрав руку от Криденса. Переключился на прежнее занятие, снова коснувшись кончиками пальцев холодной, едва влажноватой стены.
Становилось прохладнее, но на это Геллерт внимания явно не обращал. Он что-то искал, очевидно, и пытался не запутаться: не всегда из подобных мест просто аппарировать, особенно когда угодил в иллюзорную ловушку. Ещё с десяток шагов и волшебник наконец-то становился. Рука сильнее нажала на один из выступов, и тот оказался мягким. Тогда мужчина надавил и второй рукой, после чего красноватое свечение с земли переползло на стену, заторопилось и прожгло в нём другой проход.
- Магглы никогда не нашли бы это, даже если бы обнаружили пещеру, - не без гордости по факту пояснил он, кивнув Бэрбоуну. Красноватого света стало чуть больше, потому он мог это увидеть в небогатых, но просматривавшихся тенях.
Маг двинулся за сформировавшийся проход, и уже спустя шагов пять красная пыль рассеялась. Да она, собственно, более и не нужна была. Геллерт выдохнул огненный шар и тот отлетев на метра два,  оказался разодран, поглощён стенами, которые, насытившись, заблистали зеленоватыми мелкими огнями. Это словно бы звёзды, только застеклённые. Светилось точно также под ногами, над головой, по бокам - везде. А местами огни принимали каике-то формы, словно бы созвездия, гасли, разбегались, переливались. Если бы сегодня знали, как выглядела нейронная сеть, то наверняка сравнили бы  с ней, хоть оно и не передало бы всей картины.
- Вот то, о чём я говорил, Криденс. Только не вздумай прикасаться к обледенелым коркам. Руки точно отвалятся, - да, если что, раннее беспокойство мальчишка маг уловил. Просто иногда необходимо было не только уметь видеть затылком, но и понимать, что вызывало чувство наибольшего страха. В случае Бэрбоуна на сей раз - конечности. С условием перепада температур и общей их чувствительности - ничего удивительного. - Дальше будет теплее. Вернее, ты вообще никакой температуры не почувствуешь. Всё, что тебя окружает, в принципе нельзя назвать холодным -и  да, Геллерт немного преувеличивал. Про то, что отвалятся.
[icon]http://s3.uploads.ru/uSMdt.png[/icon]

+1

9

Едва картина описываемых Гриндевальдом перспектив предстала пред внутренним взором Криденса во всей красе, лицо его глуповато вытянулось и побелело, словно мел. Остаться в этих пещерах навсегда! В непроглядной темноте, холоде и совсем один - разве может быть что-нибудь хуже? Ещё слишком остры были воспоминания о тех мучительных, наполненных болью и страхом часах в нью-йоркской подземке: сколько времени он проблуждал по перегонам между станциями чёрным, расплывающимся сгустком искажённой магии, дезориентированный, растерянный, не способный вновь обрести свою человеческую форму? Тогда Криденс согласен был умереть. Может быть, будь у него такая возможность, даже бросился бы под один из многочисленных поездов. Не хотелось ровным счётом ничего: ни жить дальше, ни выбраться на поверхность, ни получить долгожданную - или хотя бы медицинскую - помощь. Единственным желанием, не давшим ему сдаться и навсегда раствориться в животной тьме в те первые ужасные минуты после "пробуждения", было увидеть однажды мёртвое тело мистера Грейвса у своих ног. Хотелось разорвать его фальшивую оболочку на части, высосать из него всё до последней жизненной капельки и оставить почерневший труп валяться, уродливо распластавшись лицом по земле - беззащитным, преданным, обезображенным. Совсем таким, каким чувствовал себя сам Криденс.
Увидь он его тогда - ни за что бы не сдержался. Подбрасывал бы в воздух и швырял об асфальт, словно кусок гнилого мяса, пока не прорезались бы сквозь кожу сломанные кости. Раз за разом, раз за разом, пока не стало бы хоть чуточку легче. Жажда "покалечить" этого человека когда-то буквально вытащила Криденса из-под земли, а теперь, по прошествии всего лишь нескольких месяцев с той декабрьской трагедии, рука Гриндевальда свободно лежала на его плече, вела, опекала. Грубое желание причинить ему вред притупилось, померкло за другими, куда более сложными чувствами. Странно и стыдно было осознавать, что человек, однажды уже выбросивший его на помойку, вновь стал Криденсу другом. А своего друга, как и самого себя, он готов был защищать любой ценой. Даже если пещера действительно была всего лишь пещерой, и страх перед тьмой не станет тем рычажком, что помешает Криденсу удержать обскура на привязи, он не был так уж уверен, что не сорвётся, стоит какой-нибудь... неизвестной твари выпрыгнуть на них из тёмной расщелины.
Гриндевальду не пришлось бы даже говорить "фас". Криденс убил бы любого, кто, как ему могло бы показаться, собирался сделать им больно.
Он ничего не сказал - только посмотрел на волшебника ослепшим взглядом побелевших на мгновение глаз и, мотнув головой, обнял себя с новой силой. Красноватая пыль, показывающая им дорогу, разлетелась под ботинками Гриндевальда, словно была живым разумным организмом. Криденс заинтересованно переступил с ноги на ноги, наблюдая с возвратившимся любопытством, как рассыпаются сияющие песчинки. Он уже имел вполне чёткое представление о том, как работает заклинание Люмоса, однако на Люмос это похоже не было. Позже, когда они с Гриндевальдом вернутся домой и останутся наедине в гостиной, библиотеке или столовой - да, за завтраком, например, будет в самый раз - Криденс обязательно подробно расспросит его о том, что это была за магия. Отвлекать же волшебника сейчас, тем более, во второй раз, он не осмеливался. Тот как раз, судя по изменившейся атмосфере, был чем-то озабочен: Криденс не видел, но слышал, как рука его скользит по шероховатой поверхности пещеры в поисках чего-то, о чём Криденс, конечно же, не имел понятия. Стоило ей натолкнуться на какой-то выступ, волшебство вокруг резко пришло в движение. Криденс отступил назад, смотря, словно под гипнозом, на результат работы красных искр: стена перед ними раскрывалась, будто магия была голодной крысой, прожирающий проход в человеческой плоти. Ему стало как-то не по себе.
- Ага, - оцепенело подтвердил Криденс, чтобы не обижать Гриндевальда своим молчанием. Что-то ему подсказывало, что не-маги вообще никогда не ступали по туннелям этой пещеры. А если и ступали, то вряд ли возвращались обратно на свежий воздух, в лес - Криденс нисколько бы не удивился, натолкнись они на разложившийся скелет в одной из каменистых впадин.
Пребывая в состоянии перманентного напряжения, он, казалось, был готов к чему угодно - к опасности, к нападению, к ловушке, в которую Гриндевальд мог намеренно или нет завести их обоих. Но к тому, что увидел - нет, совсем нет. К такому и нельзя подготовиться, если никогда раньше не видел чего-то настолько же необыкновенного. Запрокинув голову, Криденс с совсем несвойственной ему жадностью рассматривал мельтешащие под самым потолком, петляющие меж длинными сталактитами "звёзды". Другое название этому явлению он дать не мог - в его лексиконе попросту не хватало слова, способного сполна описать эти сверкающие шарики. Но "звёзды" эти не имели ничего общего с теми жалкими точечками на ночном небе, через "не хочу" проклёвывающимися над его старым домом в Нью-Йорке. Да даже вид из его комнаты в Цвингере - а он был очень, очень хорош! - не мог соперничать с... этим!
И хорошо, что Гриндевальд предупредил его заранее - иначе Криденс бы обязательно потянулся потрогать. Наивно, конечно, и весьма непредусмотрительно, но что поделать? Его тягу касаться всего вокруг было не выбить, как выяснилось на практике, даже ремнём.
- Вы видите? Они двигаются! - Голос Криденса привычно дрогнул, вот только на этот раз совсем не от страха. От благоговения. Спрятав руки подмышками (угрозу он, как всегда, воспринял чересчур буквально и теперь боялся распрощаться с могущими отвалиться конечностями), Криденс покрутил головой и притиснулся поближе к Гриндевальду, когда один из зеленоватых шаров пролетел совсем рядом с его ногами. Покружился, взметнулся наверх и устремился к другим таким же "звёздам", собираясь в некое подобие цепочки. Распахнувшиеся глаза Криденса, наконец-то смотрящие не только под ноги, засветились сразу по нескольким причинам. - Эти... - Он приостановился, попробовав выбрать ёмкое слово, но, в конце концов, решил не позориться. - ... существа живые? В смысле, разумные? А они могут вас понимать, сэр? Или это вы их наколдовали?
Криденс сыпал вопросами, словно сейчас Гриндевальда должны были отнять у него навсегда, и другого шанса спросить у него уже никогда-никогда не будет. О скромности и манерах он как-то, признаться, позабыл за приятным шоком. И понял, что до завтрашнего завтрака уже точно не дотерпит.

Отредактировано Credence Barebone (2018-07-09 14:38:07)

+1

10

Возникновение вопросов - это естественно. Держать их в себе - тоже естественно, но не всегда правильно (уместно). Сейчас Геллерт очевидно ни на чём особенно не фокусировался, не высказывал озадаченности, выглядел расслабленно не меньше обычного и, в общем-то, им обоим ничто (как и никто) пока не угрожало - почему бы не спросить? Плюс-минус так подумал Криденс, если отсекать всё лишнее и нерациональное от его реакции и желания, потому и Гриндевальд ничего плохого не нашёл,момент подходивший. Пока имелась возможность отвечать на вопросы, он будет. Хуже, если бы мальчишка молчал, держал всё в себе или, что ужаснее всего, вовсе бы не интересовался. Таким же образом он подпускал к себе, раскрывался, позволял сильнее сжать невидимый поводок-удавку у своей шеи. Бросьте, это же приятно, когда за тобой следят; когда кому-то настолько не всё равно, что он готов отвечать за тебя, вести, тратить своё время и возможности на то, чтобы лишать свободы. Некоторых, бхмн, её незначительных составляющих. Особенно "ничего такого" в случаях, когда проделывал это всё человек незаурядный, достойный. Такой, за дело и персоналию которого  даже жизнь отдать - мало за одно только участие, причастие.
- У этого много названий, в каждом регионе своё. О том, что именно оно такое, магозоологи спорят уже не первый десяток лет, если не больше, - пояснений Геллерту не жаль. Он вовсе не против делиться тем, что знал, с теми, кто горел желанием понять, с чем сталкивался. Не магглами, само собой. - Это нечто с одной стороны обладает задатками разума и проживает колониями, как и взаимодействует с магическими, побочно не-магическими раздражителями окружающей среды. При этом они походит на ряд других видов магических растений, уступают в своём развитии тем же мандрагорам - также растениям - и в целом ведут примитивный образ жизни. Питаются энергией, преимущественно световой и тепловой. Потому и не холодные, но способные навредить. Всё популярнее считать, что это всё-таки растения. Но что известно доподлинно, так это то, что живое оно не в большей степени, чем ему подобные. Простейшие функции и ничего более. Это не чувствует боли, а потому не может считаться живым, - мазнул по пространству взглядом, замерев вдруг на обскуре. - А ты как думаешь, Криденс: насколько верно обращаться к подобному определению для признания чего бы то ни было живым?
Между тем, ненадолго задержав взгляд на мальчишке, волшебник решил и наглядно кое-что продемонстрировать. Подошёл ближе к одной из стен, по которой то и дело пробегали огни, некоторые даже были статичными. От приближения живого-тёплого человека, полного магии,  огни стали более яркими, скомпанованными, густыми, совсем статичными, как если поднести тёплую руку к холодному стеклу (на его месте останется испарина). Геллерт выпустил тонкую, но насыщенную огненную струю в одну-единственную точку стены. Сначала пламя подхватывалось, нажиралось, разлеталось; кругом становилось всё больше огоньков, как и света. Ещё полминуты и уже весь туннель прекрасно освещён, можно было разглядеть все его сталактиты, стены, поверхности, выбоины и впадины. Пошла вторая - свет стал почти един, но узоры более почти не вырисовывались, сливаясь; третья и... и несколько зелёно-красных вспышек ознаменовали наступление почти полной темноты. Нажравшиеся огоньки, кажется, не выдержали, перенасытились и попросту "лопнули" (в каком-то смысле, хотя на деле процесс отличался). Лишь часть огней в несколько мгновений словно бы то ли стали осторожными, то ли исчерпали себя, оказавшись тусклыми-тусклыми, потому и звёзды стали едва различимыми в почти кромешной вновь воцарившейся тьме.
- Пуф, - издал забавный звук волшебник, двинувшись дальше. - А если бы они чувствовали боль, то смогли бы остановиться, - вот Криденсу и наглядный, поучительный пример. Урок. Демонстрация. Боль - это нормально, Криденс. Боль - это то, что сохраняет тебя временами, Криденс. Боль - это то, что может причинить тебе либо тот, кто глуп, либо тот, кто неосторожен, либо тот, кто достаточно силён, чтобы оказаться способным вообще причинить её. Или всё вместе взятое. Не суть важно. Ерунда.
Теперь Гриндевальд, довольно скоро растеряв задор и перейдя почти на сконцентрированность и скуку (ничего веселого не происходило, они спускались всё глубже), подвесил рядом с ними Люмос, чтобы полноценно освещал путь, но всё равно не был слишком ярким.
Они прошли дальше, и здесь, спустя всего каких-то шагов тридцать, пещера значительно расширилась, став и выше, и просторнее. В стенах "одной скалы-одной-пещеры" вообще-то уживалось очень много всего, потому единая картина отсутствовала, как и плавные переходы. Обитатели здесь то уживались, то сосуществовали, то вытесняли друг друга, и так просто едва ли имелся смысл ввязываться в эту борьбу. Огней, однако, тут уже не осталось. Только лишь желтые подобия букашек со светящимися наконечниками на усах то и дело ползали туда-сюда редкими жителями, издавая хлюпающие звуки, подобные перемещению по воде. И, от части, так оно и было: мужчин в самом деле ждала поверхность твердая по ощущениям, но не совсем твёрдая по сути. Потому твари и перемещались по ней в своей около-водной плоскости.
- Не верь тому, что можешь увидеть здесь вне меня, - вдруг пояснил волшебник, даже остановившись ради такого и обернувшись к мальчишке. - То, что тут обитает, питается твоими страхами, - лучше бы отвлечься. И самому, и, в особенности, Криденсу. Потому Геллерт, вновь отвернувшись от него, продолжил, неторопливо, но уверенно двинувшись вперёд. Под его сапогами до сих пор была твердая поверхность, но создавались разводы на темной земле, словно бы он ступал по воде или маслу. - Ты много читаешь с тех пор, как попал Цвингер. Скажи, до магических тварей уже дошел? К примеру, боггартов. Успел ли ты узнать о них хоть что-то? - своё сознание волшебник огородил от любого вмешательства, выстроив исключительно линию диалога и продвижения до нужного места. А заодно наблюдения за внутренним состоянием Криденса, как и тем, что производилось им в мир извне. Как-никак, а при слабом освещении, в замкнутом пространстве, с чем-то, кажется, поднимавшимся до самых колен, незримо щекотавшим кожу шеи и, если посмотрит на руки - черным, как это - вполне себе повод для мальчишки забеспокоиться. Даже если всё указанное  и иллюзия, которой не положено верить. Что он мог увидеть ещё в этой тьме? Нет, не следовало. Пускай думает о вопросах, которые ему задал Гриндевальд. Заодно и по ходу дела на практике поймёт, как оно бывало и чего делать не стоило. [icon]http://s3.uploads.ru/uSMdt.png[/icon]

+1

11

Криденс слушал Гриндевальда внимательно, тщательно обдумывая и впитывая в себя каждое, в том числе незнакомое, слово. Его интеллект, переживший многолетний застой в доме, где его теоретические знания о мире совсем не требовались, попал в благоприятную среду и развивался уверенными шажками: там, где не хватало врождённой усидчивости, он подключал воспитанные старательность и терпение - воспетые приёмной матерью благодетели. Несмотря на то, что писал Криденс всё ещё с ошибками, ум его оказался восприимчив к новым знаниям, а живое воображение помогало во всех деталях представить описываемые в волшебных книжках чудеса. Справедливости ради, даже тяжелейшая "История магии" была во сто крат интереснее правописания и богословия. Да и что ему было писать? А главное - кому? Трогательные письма мистеру Скендеру? Анонимные угрозы мадам Пиквери? Ну, это уже было попросту смешно.
Неожиданный вопрос заставил Криденса ненадолго растеряться. Ему не в привычку было то, что взгляды его на мир и вещи вокруг внезапно стали не только бесполезным дополнением к нему самому, но и предметом, способным вызвать чувство интереса - нужно было научиться выражать своё мнение коротко и ясно, как Гриндевальд, но Криденс, само собой, пока ещё не умел. Он уже не пытался угадать правильный ответ, однако мыслил по-прежнему осторожно. В открытую конфронтацию он ни за что бы не вступил, даже заяви вдруг его спутник, что Солнце с планетами вращаются вокруг Земли - или, чего доброго, самого Гриндевальда. Учитывая малопонятное презрение волшебников ко всему не-маговскому, готовиться надо было к чему угодно. Потому с ответом Криденс не торопился, молча наблюдая за происходящим, по меньшей мере, минуты три: Гриндевальд как раз отошёл к одной из стен пещеры, очевидно, расщедрившись и собравшись устроить для него какое-то представление. И без того яркие звёздочки сгруппировались вокруг него в отдельные кучки и теперь наливались светом, энергией, словно созревающие ягоды. Сияние их становилось ослепительным. Криденс сощурился, повернувшись боком, и сказал, будто бы обращаясь к камню:
- Я бы не стал причинять кому-то боль лишь затем, чтобы узнать, живой он или нет.
Достаточно туманно и правдиво одновременно. Криденс хотел причинять боль только тем, кто этого заслуживает. Он прекрасно знал цену боли. Когда-то именно она превратила его в ту уродливую аномалию с бомбой замедленного действия внутри, коей он являлся сейчас - это, как Криденс считал, даёт ему неограниченное право сполна возвращать частички этой боли другим людям. При детальном рассмотрении его желания казались не такими уж и деструктивными. Эдакая карманная версия правосудия.
Пуф! Ненасытные звёздочки взорвались, переполнившись светом, и Криденс вновь рухнул в непроглядный мрак. Они жрали и жрали, пока, в конце концов, не поплатились за грех чревоугодия. Даже зная, что создания эти не испытывали боли, Криденс всё равно пропитался к ним сочувствующей жалостью. Он как никто другой понимал, что такое голод, который невозможно утолить человеческой едой. Интересно, случилось бы и с ним нечто подобное, достанься обскуру роскошный обед из одарённых, сильных волшебников, а не того не-магического сброда, что Криденс робко подсовывал ему в Нью-Йорке? Прежде он никогда не убивал магов. Но если обскур питается магией... Криденс передёрнулся, подальше отталкивая от себя эти невесёлые мысли. Испугался, потеряв глазами силуэт сокрытого тенью Гриндевальда, а, найдя его возле очередного прохода, почти что бегом преодолел небольшое расстояние между ними. Огонёк Люмоса повис рядом с их лицами, и Криденсу сделалось спокойнее.
По мере продвижения вглубь пещеры, земля, ещё совсем недавно твёрдая и каменистая, становилась топче, вязче и мягче. Криденс высоко поднимал ноги, словно боялся провалиться в неё, как в зыбучие пески. Он никак не мог понять, как это работает: ботинки не увязали, а разводы на земле всё равно виднелись. Но раз Гриндевальд ничего по этому поводу не говорил, значит, наверное, так и должно быть - может быть, тут где-нибудь рядом озеро или болото. В пещерах вообще бывают болота? Криденсу казалось, что нет, но у него ведь не такой уж великий опыт общения с пещерами. Задумавшись о своём, он брёл, бездумно рассматривая живность и окружение. Жёлтые букашки вызывали у него лёгкое чувство брезгливости: даже не став спрашивать, как называются эти странного вида существа, Криденс только неустанно поглядывал под ноги - как бы случайно не придавить одного из усатых жучков. Идти в тишине, однако, было невыносимо. Криденс хотел было завязать какой-нибудь разговор, спросив да хотя бы уж про болота, но Гриндевальд, к большому удивлению, опередил его и заговорил сам.
- Да, сэр, - сказал Криденс, уцепившись за эту редкую возможность продемонстрировать Гриндевальду результаты своих занятий. Как же ему повезло, что книжки о зельях и фантастических тварях нравились ему сильнее всего! Смотрите, думал Криденс, как много я узнал самостоятельно, заметьте, похвалите меня. Кашлянув, Криденс отчеканил, словно вызубренный к школьному уроку ответ: - Это дух, живущий в темноте и способный менять свою форму в зависимости от того, чего боится человек перед ним.
Прочитав, что боггарты обычно водятся в шкафах и под кроватями, Криденс скрупулёзно облазил каждый тёмный уголок своей комнаты, буквально каждый ящичек в прикроватной тумбе, прежде чем лечь спать в тот вечер. К счастью, в Цвингере их не водилось. К встрече со своими страхами Криденс был не готов от слова "совсем". За всю свою недолгую жизнь он боялся столь многих вещей, что боггарту нашлось бы из чего повыбирать. Неужели в этой пещере обитали боггарты? Или что-то ещё хуже? Забеспокоившись, Криденс заозирался по сторонам. Ничего необычного он, правда, не увидел. Пещера ничем существенно не отличалась от других пещер, через которые они уже прошли по пути сюда: пустая, мрачная и высокая. Покосившись на неторопливо шедшего впереди волшебника, Криденс вновь послушно двинулся следом. Между тем, Гриндевальд совсем не выглядел испуганным - расслабленные плечи, расслабленная походка, расслабленно опущенные руки. Может быть, всё было наоборот, и это местные "боггарты" боялись Гриндевальда, и поэтому не трогали их?
Криденс практически уверился в этом, когда кто-то позвал его по имени. Искажённый пещерой голос прозвучал как-то неестественно: словно кто-то стоял по другую сторону витрины, силясь докричаться до него из-за толстого стекла. Гриндевальд так не разговаривал, но кто ещё кроме него мог обратиться к Криденсу в одинокой пещере? Он подождал, пока тот продолжит, однако волшебник хранил молчание. Нервы Криденса затрепетали, подступив к горлу слабой тошнотой. Гриндевальд сказал не верить тому, что видишь и слышишь, и всё же...
"Что ты здесь делаешь, Криденс?"
Липкое чувство страха пробежалось по телу Криденса гусиной кожей. Он не узнавал голоса, но узнавал ненавистные интонации, по памяти воспроизводимые его головой. Криденс не остановился ни на мгновение, не смог даже обернуться, чтобы проверить свою догадку - и, если удача будет на его стороне, разувериться в ней. Его чуть опущенная шея словно бы застыла в одном положении, сделавшись каменной. Он не мог, просто не мог. Как заведённый солдатик, ничего не соображая, Криденс делал шаг за шагом, с ужасом чувствуя, как размягчается почва и лезет в нос спёртый воздух. Показалось, что закладывает уши: их с Гриндевальдом шаги, поначалу казавшиеся ему оглушительными в тишине пещеры, теперь стали совсем глухими и едва различимыми. Словно шли по чему-то очень-очень мягкому, почти по облаку. Это всё проделки пещеры и воображения, убеждал он себя. Мозг его обманывает. Так не бывает.
Его чёртова мать была мертва уже пять месяцев.
"Уже очень поздно"
Вокруг так давно стояла тьма, что Криденс больше не имел никакого чёткого представления о царствующем времени суток. Наверное, наверху - господи, "верх" теперь казался совсем другим, отдельно существующим по иным законам миром - едва занимался закат, целуя макушки сосен своим багровым светом. Как же безумно Криденсу захотелось подняться туда. Поближе к солнцу, поближе к лесу, подальше, боже, как можно дальше из этой пещеры. Если бы он знал дорогу назад, то бежал бы, не останавливаясь, пока не выдохся и не упал навзничь. Прочь-прочь-прочь.
"Ты ничего не хочешь сказать мне, Криденс?"
Голос прозвучал настолько близко, будто исходил из самой головы Криденса. Он знал, что это неправда, понимал разумом, однако какая-то нерациональная, какая-то совершенно неподвластная ему часть была уверена в том, что человек, которого Криденс так любил, ненавидел и боялся всю свою жизнь, стоял прямо за его спиной. Это было необъяснимое, не поддающееся описанию ощущение присутствия и опасности - ты испытываешь его лишь тогда, когда кто-то подходит к тебе со спины, собираясь нанести сокрушительный удар. Криденс почувствовал, как холодный ветер словно бы прошёл сквозь руки, будто бы руки его перестали быть чем-то реально существующим, превратившись в фантомные конечности. Он никак не находил в себе силы, чтобы посмотреть на них и понять, в чём дело. Чтобы обернуться. Остановиться. Позвать на помощь. Чтобы сделать хоть что-нибудь кроме того, как идти привязью за Гриндевальдом.
"Ты очень расстроил меня, Криденс, - сказало что-то, что, как Криденс пытался себя заверить, никак не могло быть его мёртвой матерью. - Как ты думаешь, что нам придётся с этим делать?"
Криденсу показалось, что невидимая рука ударила его по горлу, заставив издать унизительный хныкающий звук. Он схватился за него, не почувствовав ни тёплого, ни холодного прикосновения собственных пальцев. В беспомощном порыве Криденс подтолкнул себя вперёд, практически врезаясь в спину Гриндевальда. Впился в него наполовину сожранными обскуром руками, даже не различая этой новой, ненормальной тьмы за ставшей привычной темнотой. Он никогда не делал это вот так - не бросался на кого-то без разрешения, не цеплялся, словно ополоумевший от страха зверь. Обскур держался за единственного реального человека в пещере, опутав его локоть густой чернотой.
- Скажите, что её там нет, - невнятно запросил Криденс, думая, что Гриндевальд тоже всё слышал. Он боялся смотреть по сторонам: смотрел только на Гриндевальда, на его лицо, глаза в глаза, словно те были его последним спасением. - Это всё не по-настоящему, да? Она не придёт за мной? - Криденс всхлипнул незаметно для себя, поджал трясущиеся губы и посмотрел на волшебника с новой надеждой. - Пожалуйста, не отдавайте меня ей, - заумолял, сойдя на шёпот. - Я убил её. Я помню, что убил. Оттуда, - он кивнул сначала наверх, а потом вниз, - ведь не возвращаются, да?

Отредактировано Credence Barebone (2018-07-10 15:49:09)

+1


Вы здесь » Phantastische Tierwesen: Vorzug » НАСТОЯЩЕЕ » What is the greatest wonder? [20.04.1927]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно