Пробудился Рене рано. Сладко потянулся, прислушиваясь к привычной утренней тишине большого дома, вспомнил, что сегодня должны доставить симпатичный восточный столик, за который он, вне сомнения, недоплатил простаку-торговцу. Но что ж – ему хотелось обладать красотой и сэкономить лишнюю десятку. Так и делаются дела, ему ли не знать. Откинув одеяло, де Гиз уселся на просторной постели, смутно припоминая, что засыпал не один. Любопытно, куда же подевался... подевалась... А кто, собственно? Поразмышляв с полминуты над пустотой ложей, Рене занятие это бросил, поблагодарил счастливую ненавязчивость вчерашнего или вчерашней кого-то там – в такое дивное утро совершенно не хотелось видеть ничью заспанную рожу – он и свою-то с трудом переносил. Умывшись и облачившись в пеньюар, Рене распахнул окно, вдыхая звонкий чистый воздух, однако ощущение чего-то неправильного, некой искривлённой реальности так и не прошло.
Что за дурные предчувствия? Может я ещё сплю? – пробормотал себе под нос, кое-как перехватил волосы шёлковой лентой. Ущипнув за зад служаночку, что принесла ему завтрак, Рене с аппетитом поел под радостное щебетание птичек, спустился в сад. В "Бархате" как и всегда время пробуждения перемежалось с уборкой после вчерашнего. Вся распутная жизнь в заведении, как правило, начиналась с сумерками и заканчивалась с рассветом, днем шли приготовления к новой смене, когда двери "Бархата" откроются искушенным гостям, и радостный гул голосов потонет в вязком запахе духов и горячих тел. Общая зала встречала гостей роскошью бархатных кушеток, занятых дивными кокетками, светлокожими и загорелыми с золотистыми, как янтарь волосами, рыжими или черными, словно смоль. Все они были рады своей судьбе более или менее, но гостей встречали ласково, угощали эльфийским вином или огневиски и смело пытались залучить к себе.
В стороне от этого блеска велась праведная беседа между томной дамой и ее ласковым кавалером, потому что дружку по имени Клод (заместитель руководителя отдела Тайн Французского министерства) нравилось подтрунивать над приятелем, величая его уверенно «моя мадам», невзирая на припудренную щетину.
- У тебя такое хлопотное дело! – волшебник отнял бокал, чтобы приложиться к пальчикам, - неблагодарные твари не стоят терпения такой нежной матушки, как ты! - Прихватил «даму» за поясок, сытым котом растянувшись на кушетке, обнял за талию.
- Ах, ты же знаешь, я совсем не умею быть строгой с ними, - Рене кокетливо похлопал угольной черноты ресницами, притворно вздохнул, всем своим видом являя образец вселенской доброты и всепрощения. Часть всё той же, когда-то затеянной игры. Образ не обременённой строгой моралью мадам прильнул к нему с настойчивостью пылкого любовника, не смущая самого Рене периодически отрастающей щетиной, ни декольтированной грудью. Он забавлялся, как никогда, и охотно отзывался на задушевные поддразнивания приятеля, находя их весьма пикантными.
- Едва ли на свете есть настоятельница вертепа с таким же огромным сердцем, - воздел влюбчивые черные очи к лицу «настоятельницы». - И членом.
- И какое из этих достоинств привлекает тебя?
Пожалуй, ответ Рене знал и сам. С одинаковой лёгкостью возможно было продолжить светскую болтовню, симпатично скатываясь на недвусмысленности, если бы не умение угадывать несвоевременность заигрывания. Только смешливый взгляд выдал мгновенно, да и приятель слишком хорошо его знал, чтобы повестись на подобную кокетливую чушь. Хорош, стервец!
– Каюсь, избаловала негодниц, - пристроил ладонь на ноге Клода – удачно повыше колена. Перстнями полюбовался, цепляя пальчиками ткань. - Ведь как с дочерьми, право слово! Если бы они у меня были. Сердце разрывается, - Рене прихватил руку дорогого друга, порывисто прижал к груди. Мол вот, видишь, видишь? – Но наказывать порой приходится, иначе каждая из этих шлюшек будет считать, что ей всё дозволено. Хочешь, например… её? – и махнул ручкой ровно в ту сторону, откуда в тот же миг донесся пронзительный женский вскрик. Под слоем пудры мадам Ларошель затаилась испуганная бледность. Панические вопли в "Бархате" – нонсенс, здесь скорее можно было услышать стоны или крики удовлетворения. Оставив друга и подхватив юбки, Рене поспешил на звук – следовало разобраться в ситуации быстро и безболезненно, чтобы не напугать прочих гостей. Безопасность, чистота и полная конфиденциальность как неотъемлемые гаранты "Черного Бархата", репутацией заведения хозяин дорожил. А потому он и не думал подкрадываться, позволил услышать свое приближение, процокав слишком звонкими каблуками с металлическими набойками вверх по лестнице. Можно бы было просто вызвать клиента с визжащей девчонкой к ней в кабинет через помощника, продемонстрировав эдакую расстановку сил внутренней политики. Вот только он всегда любил своих клиентов и в демонстрации власти через персонал не нуждался, только если сам клиент был склонен к публичности. Рене из складок мантии да потайных карманов извлек палочку и только махнул рукой охране, дескать, стоять в готовности, но поперёк батьки не лезть, - и полез сам. Махнув кончиком палочки, Рене распахнул дверь в одну из множества специальных гостевых спален и шагнул за порог.
Что на этот раз? Переборщили с игрушками? Не рассчитали чары? Передозировка афродизиаком? А может просто какой-то саламандрин сын решил, что имеет право портить девочек? В душную комнату решительным шагом воздвигнулась мадам Хозяйка, вся как есть – с идеальной укладкой, выразительными косметическими чарами на лице, затянутая в элегантное платье с корсетом и декольте, которое приманивало взгляд даже из-под накинутой сверху мантией густо-фиалкового оттенка. Палочка мадам Ларошель была направлена вперед, в самый эпицентр событий. Вид был самый решительный и суровый, ровно до тех пор пока она не рассмотрела присутствующих и главное действующее лицо с такими узнаваемыми чертами… Значит слухи были вовсе не слухами!
- Месье Гриндевальд…? - низкий, приятный, но шокирующий своим неожиданным звучанием голос пронзил спальню.

Отредактировано René Larochelle (2018-06-28 20:02:08)

Шлюха. Труп. Преступник. Трансвестит.
Вечер переставал быть томным. Не сказать, что Рене до глубины глубин шокировало увиденное безобразие. Анализируя ситуацию в целом, он быстро стал придерживаться прагматичных настроений – сразу прикидывал как убирать начиная от следов и заканчивая свидетельскими показаниями. Удивление же он испытал, узнавая главное действующее лицо. Публика "Бархата" всегда была разношерстной. Здесь одновременно и не пересекаясь, в соседних спальнях могли находиться контрабандисты и политики, игроки сборной по квидиччу и заезжие маги-авантюристы, все как один любители доступных удовольствий. Маленькая пошлая тайна, разделенная с самыми искушенными. Показательная порнография чужого падения. С пронзительным любопытством Рене наблюдал новое и известное лицо, почтившее его своим присутствием. Даже не зная его черты и известность, с первого взгляда он производил впечатление сильного волшебника, знакомого с властью, любящего власть, играющего с убийственной смесью безнаказанности и силы. Опасность окутывает его своей мантией и хищно поджидает, когда ты ошибешься. Кажется, утренние предчувствия Рене имели место свершиться, сегодня здесь явно кто-то ошибся, за что и расплатился. Насмерть.
- Ваша правда, мои маленькие шлюшки пока плохо обучены действиям в столь щекотливых ситуациях. Они больше искусны в том, что касается страсти и жизни, чем гниения и смерти. – Рене отчасти лукавил, но о том случае, что произошел в прошлом году знали лишь двое. В 502 спальне клиент-старик хрипел, пуская ртом белесую пену, неожиданно похожую на убегающий из уголка губ молочный коктейль. Волосы налипли на влажную грудь, ребра несколько раз содрогнулись рвотой, и она вяло потекла изо рта и носа. Мишель так и смотрела на него матовыми расширенными зрачками. Казалось, вот-вот по ним начнут ползать мухи. И если прежде французской потаскушке с семилетним стажем по имени Мишель не приходилось кончать, наблюдая чужую агонию, то сегодня мир удовольствий открылся ей с новой стороны. Рене ворвался минуты через две после того, как тело на полу перестало дергаться, но оказать помощь не успел. Зато срезал веревки и оттащил девку в медсанчасть.
- Я позабочусь о ней. Иди ко мне, дорогуша. - Эта тоже выглядела ни жива ни мертва. Но сколько ни вглядывался Рене в прекрасные глаза, грубовато прихватив за точёный подбородок, так ничего разглядеть и не смог. Только всполохи страха и взволнованное дыхание. Оттого ли, что некогда было всегда тонко чувствующему Ларошель на сей раз разбираться в душевных метаниях девчонки? Рене запустил пальцы правой руки в декольте своего платья и с сосредоточенным видом извлек оттуда миниатюрный стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью. Фамильярно придерживая свободной рукой личико девицы, он большим пальцем оттянул ей нижнюю губу, и пара капель зелья нырнули на слизистую рта. – Остальное выпьешь, когда вернешься к себе в комнату. Поняла меня? – Рене вложил ей в ладонь флакон и, придержав за талию, направил к двери, проводить и закрыть дверь. Девку запрячут в ее комнатушке, а снотворное начнет действовать незамедлительно. Зачем хозяйка борделя носит с собой снотворное и какие еще сюрпризы таятся у нее в декольте и за чулками – совсем другая история. Сейчас оставшись наедине, Рене вдруг довольно-таки по мужицки поправил на руках перчатки и подошел к телу, осматривая труп с внимательностью старого патологоанатома.
- О, Франсуа! – Узнавание остывающего гостя пришло сразу. - Месье Гриндевальд, вы… - убили, - навестили одного из завсегдатаев моего салона. Смею надеяться, что вы ограничитесь лишь им, иначе рискуете разорить меня, - а вот это уже очаровательно дамская манера кольнуть кокетливой язвительностью, чтобы передать сразу так много: не стоит беспокоиться, здесь никто не собирается вызывать авроров; ай-яй-яй как нехорошо так хулиганить в моем доме!

В то, что псевдо-мадам Рене может на самом деле комплексовать по поводу своего вида или каких-либо особенностей, верилось с трудом. Достаточно было даже сейчас посмотреть, как он царственно выступает, ни мало не смущаясь того какое впечатление производит и что о нем подумают.
- Ваше доверие, месье, делает честь нашему заведению.
Заведению. Хотя можно было понять, что Рене не одобрит преступнику скитаться по борделю без присмотра и направо и налево травмировать обливейтом психику его персоналу. Он был не без царя в голове, чтобы не кидаться агрессивно и с угрозами на такого мага как Гриндевальд, зато знал, что к каждому можно найти подход и договориться на обоюдно-приятных условиях. Рене всегда предпочитал обходиться малой кровью.
- Позвольте вас проводить в мой кабинет? Там обстановка будет еще более располагающей к беседе и угощениям. – Невозмутимо предложил он на разоблачение своего истинного имени и своего природного я. Беседы над трупом – это, конечно, экстравагантно, как в его вкусе, но конфиденциальные разговоры требовали конфиденциальной обстановки. - Не беспокойтесь на счет нашего общего приятеля, я обо всем позабочусь. – Взгляд лениво мазнул по распластанному телу. Француз махнул палочкой, ловко запечатывая заклинанием комнату от проникновения извне, после чего деловито подобрав юбки, процокал каблуками до противоположной стены. Там, встав напротив обшитой гобеленом стены, не отличающей от остальных трех ничем, кроме присутствия на ней настенной лампы, Рене приставил кончик палочки и провел изящный узор, ознаменовавшимся серебристым свечением. Стянув с правой руки перчатку, он приложил ладонь с чуть растопыренными пальцами к месту поставленной метки и та податливо приоткрылась на манер самой гостеприимной двери, чтобы открыть взору потайной ход.
- Следуйте за мной. - В незнакомых обителях можно столкнуться с удивительными лазами и тайными комнатами в самых причудливых и нежданных местах. И мадам Рене был бы плохим управляющим, если бы позволил своим девочкам уйти или отсидеться в какой-нибудь нише. А то и дать деру подземным ходом, из тех, что здесь были еще при покупке. И потому еще до открытия "Бархата", он перепланировал все ходы, скрывая их от досужих глаз и зачаровывая так, что лишь сам мог бы по ним передвигаться и иметь доступ к любой комнате.
Темная тень наплывала из коридора, подрагивая в робком свете свечей. Те загорались сами собой в воздухе и гасли самостоятельно, стоило только последнему участнику тайного похода пройти мимо. Паническая мыслишка допускала, что Гриндевальд может подкрасться, захлопнуть и запереть дверь туннеля. Но хоть это было так волнующе и весело, он не находил для того мотивации. Рене шагал вперед, бесшумной тенью пролетая плиты пола, задувая по пути огоньки свечей, пока не вышел к противоположному выходу, ведущему в его покои.
С этими лазейками очень легко было представить «Черный Бархат» как огромный пустой особняк в книжке ужасов. Ревущий в старинном камине огонь, расставленные там и сям канделябры с хрустальными подвесками, дрожащие янтарные отблески на стенах, жидкий топаз в пузатых бокалах, сброшенные на пол одеяла и подушки, на которых тесно сплетаются смуглые тела любовников, тоже золотые в  свете живого пламени. Так же как вписывался в подобный антураж и сам владелец, легко рисуемый лежа на кушетке, потягивая шампанское, перемывая косточки гостям и попутно прикидывая, чем лучше пополнить винную карту.
Рене вышагнул из такого же потайного прохода, дождался гостя и обратно замаскировал проем под гладкую стену тенистых сводов кабинета, что погружали собой в ощущение величия и уединенности. В воздухе сохранялся сакральный запах пыли, старой кожи и дерева.
- Можете обращаться ко мне как вам будет удобнее, - он едва взмахнул палочкой вновь вокруг себя, - я охотно отзываюсь на любой вариант моего имени. - В комнате-кабинете хозяйского крыла оказался старый француз в брюках и домашней мантии какого-то черного шелка с пестрыми индийскими огурцами, которые в темноте отдавали на багрянце синюшными кровоподтеками. Ночи пока подмораживают. Зато на босу ногу, как истинный денди. Теперь уже без шиньонов, чулков, украшений и макияжа. На Гриндевальда смотрел уставший мужчина. Не то чтобы измученный, но чем-то подточенный изнутри.
- Я не силен в акклюменции, но у меня хорошая интуиция. – Он наколдовал пару бокалов и извлек из мини-бара бутылку дорогого огневиски. - Дайте угадаю, у вас ко мне какое-то дело? - Солнце давно ушло в зенит над красными крышами сказочного замка и теперь только свечи заливали кабинет прозрачной золотой дымкой. Наверно, многие задавались вопросом, чем занят Рене на самом деле. Неужели этот травести бесконечно подбирает шлюшек и пересчитывает их зарплату из человекочасов в надежные галлеоны? Чем он здесь занимался на самом деле? Внешней политикой. Если эта обитель сладострастия может ее иметь. Но эти неприятные вещи мало кому приходят в голову при виде роскошного курорта. Тем не менее, дел Рене хватало. По утрам он заключал несколько мелких, но на самом деле весьма существенных сделок, не считая договоренностей с перекупщиками, всаживал тоненькие крючки, на которые намеревался поймать рыбу покрупнее: кому подложить девочку, кому наколдовать аудио и видео-запись в номере. Оставаясь без маски, лицо де Гиза хранило изнанку породистых приемов, бессонницы, проступавшей паутиной алых жилок на белках, природного круговорота денег, удовольствия и отчаяния, свернутые в тугую воронку здесь, в этом удивительном местечке.
[icon]http://funkyimg.com/i/2J8uC.jpg[/icon] [nick]René de Guise[/nick]

Рене не умел себя смущаться и разучился комплексовать. Он так жил. Иногда в женском образе, иногда в мужском. Был волокитой, странником и ушлым коммерсантом. Он обводил вокруг пальцев и сбегал, легкомысленно порхая по жизни, пока не осел, обрастая связями и накоплениями. Проблемами, конечно, тоже, время от времени, но это было в пределах нормы, покуда он был жив и на свободе. Как в свое время говорил его отец - "если ты попал в неловкую ситуацию, выкручивайся, но не теряй достоинства". А еще не дай никому понять, что ты в дерьме по самые мочки ушей. Рене запомнил на всю жизнь и пользовался отцовской мудростью по надобности, в том числе и на реакцию на себя, прекрасного. Поэтому он просто терпеливо ждал, когда осознание сменится ужасом или отвращением, пройдет через отрицание и… быть может, попытку понять и принять. Впрочем, он никогда не требовал последнего от окружающих. В такие критические моменты он вел себя с удивительным спокойствием. Да, мужчина, и что? Может, у французов хобби такое. Проснулся поутру, навел марафет, подкрасил губы... Это же дракклова Франция, полная либерального дерьма.
Бар, гостеприимно размещенный за резной дверцей дубового шкафа, предлагал засидевшимся гостям алкоголь, от которого и сам де Гиз не отказался, и створки от которого закрылись сами, стоило хозяину отойти на три шага, чтобы наполнить им обоим бокалы. Взмах палочки ознаменовал появление в бокалах льда.
- О, прошу вас, месье Гриндевальд, не приуменьшайте своих способности. Я, конечно, тоже люблю считать себя скромным коммерсантом, но все же, положа руку на сердце, верю, что пригодиться мы сможем друг другу взаимно, - потому что де Гиз никогда ничего не делал без бонуса для себя, иначе давно бы прогорел вместе со своими продажными девками. Гриндевальд, бесспорно, фигура угрожающая, но рука руку моет, иначе дела не делаются. Он обхватил бокал с огневиски в свой теплый хват руки и отошел к стене напротив. Рене скрипнул кожаным креслом и сел, откинулся на спинку.
- В наше время возможно все, даже чуть больше чем прежде, - ледяные кубики забились в стакане пойманными птицами, мазанули губы, подмораживая; морозный глоток толкнулся в горло, обещая, что через пять глотков в висках просветлеет. – Это же Франция. На завтрак лягушки, на обед революция. – Сутенер тихо рассмеялся и пригубил огневиски. Он рассматривал своего гостя со сдержанным любопытством. Например, красивый профиль собеседника, сосредоточенный и скупой, выточенный, если смотреть из тени, из прогоревшего угля, а если смотреть с подсвеченной стороны – из слоновой кости. Чувствовалась в нем упрямая хватка - но не как от хищника, а змеиное. Он словно огромный питон медленно и плавно давил, перекрывая воздух, и если ты невовремя отвлечешься - раздавит. Рене во все времена желал быть самым живучим, а потому стелил мягко и уверено.
- Репутация большей части клиентов такова, что у нас с вами может быть много общих знакомых, и для вас не секрет, чем я занимаюсь помимо основной деятельности "Бархата". - Француз подался к собеседнику, привалился на подлокотник. Заскрипела кожаная обивка. Иногда люди хотят быть обманутыми с особым цинизмом. Нельзя им отказывать в этом неистовом удовольствии. Волшебники с червоточиной и гнильцой – сытный хлеб для торговца человечиной. И махинации доставляли французу невыразимое темное наслаждение. Guilty pleasure, как говорится. Не чудно ли вглядываться в лица джентльменов, готовых выложить четверть, а то и половину бюджета средней французской семьи за удовольствие растлить невинность, учудить извращение, сбыть темномагический артефакт или приобрести живую игрушку! Алчность, похоть, гордыня, проступающие из-под маски независимой чопорности, мстительные взгляды на более обеспеченных или более азартных конкурентов… Скотный двор, царить над которым - незамутненная радость. Каждый раз в процессе торгов Рене делали несколько интригующих личных предложений, которые он либо принимал, либо вежливо отказывался, оценивая свои риски, но пойманная чуйкой нотка слабости в непробиваемом величии наезжающих воротил компенсировала ему привилегию морального удовлетворения над личной выгодой.
- Скупить. Перепродать. Скомпрометировать. Шантажировать, - с бесстрастным видом как по прайсу перечислил он. – Ваша же слава идет впереди вас. И в соседних покоях вы ее уже наглядно продемонстрировали. - Снова выпрямился на кушетке, на которой успел было по-хозяйски развалиться за время разговора. Подался вперед, всем своим видом давая понять, что готов услышать уважаемого убийцу и отнесется к нему со всей серьезностью доброго хозяина. - Давайте дружить?

[icon]http://funkyimg.com/i/2J8uC.jpg[/icon] [nick]René de Guise[/nick]